|
|
НЛО над заказником, или
что нужно было царю, нам оказалось ни к чему
"Как памятник девственном природы Саянский заповедник, благодаря
чрезвычайно красивому, ландшафту и сочетанию самых разнообразных
представителей фауны и флоры, которые сохраняются в нетронутом виде, на
определенное время будет иметь большую ценность я научном и
просветительском отношениях для будущих поколений".
"Саянский промыслово-охотиичий район и соболиный промысел в нем". Отчет
Саянской мсспедицнндепартамента земледелия, работавшем в 1914-1916 г.г.
под начальством старшего специалиста по промысловой охоте Д.Ю.Соловьева.
Государственное издательство, Петербург, 1921г.
"Представления о необходимости принять предварительные меры охраны
проектируемого заповедника от дальнейшего истребления соболя,
обязательным постановлением иркутского генерал-губернатора (Князева,
—Т.К.) от 28 мая 1915 года (...) проектируемая под Саянский заповедник
лесная площадь была изъята из пользования населения и объявлена
заказной".
Там же.
Я листал толстый том и, прекрасно понимая, что это все абсолютная
правда, не мог поверить написанному. Мне было непонятно, как умудрилась содовьевская экспедиция добраться до Агульского и Медвежьего озер в
сегодняшней Тофаларии. В такие места, куда и нынче-то не добраться
ничем, кроме вертолета. Автомобильных дорог, даже зимников, туда нет.
Пешком, конечно, можно. Лошадь вьючную тоже, наверное, можно провести
через отроги Восточного Саяна. Но это несколько дней очень трудного пути
от ближайшего селения, от Верхней Гутары. Но и в Верхнюю Гутару тоже до
сих пор нет даже плохоньких дорог круглогодичного действия. Только
зимник. А в остальные времена года — вертолет. Это сегодня. А тогда был,
подчеркну, 1914 год.
Ладно. Добрались. Сумели. Обалдели от увиденных красот настолько, что
они, охотники вернувшись в зиму 1915 года, подготовили иркутскому
генерал-губернатору Князеву представление, процитированное выше. И тот
(опять трудно поверить) вверенной ему властью на основании
существовавших в то время законов немедленно, без каких бы то ни было
проволочек и затяжек, изымает обширную и практически недоступную
территорию из пользования населения. Изымает, чтобы сохранить уголок
живой сибирской природы в его естественном, девственном состоянии для
"науки и просветительства будущих поколений".
Эрик Митрофанович Леонтьев, давший мне эту книгу, молча курил сигарету,
пока я листал пожелтевшие страницы, испещренные "ятями" и твердыми
знаками. Не мешал моим впечатлениям и раздумьям. Потом тихо, со вздохом
произнес одну фразу: "Нам бы так мыслить".
В 1914-1915 годах Россия, не в пример сегодняшней, была еще богатой.
Может, поэтому и могла позволить себе дорогостоящие экспедиции и отказ
от добычи пушнины исключительно ради науки и просветительства будущих
поколений. Но 1921-й год — это уже беспредельная власть комиссаров, это
та самая разруха, о корнях которой прекрасно сказал в "Собачьем сердце"
Булгаков. Тем не менее книга, прекрасная толстая книга в твердой
обложке, издана именно в 1921 году. Нынче такая книга не могла бы быть
издана в принципе. Потому что она не может иметь коммерческого успеха.
Она не может принести денежной прибыли, а о прибыли в "науке и
просвещении будущих поколений" наша власть давно не думает. Похоже, что
разруха в головах представителей сегодняшних властей более страшная, чем
была в головах чиновников двадцатых годов. Сказав "Нам бы так мыслить",
Эрик Митрофанович имел в виду, конечно, не себя и даже не меня, а людей,
принимающих решения, и людей, распоряжающихся государственной казной.
Эрик Митрофанович Леонтьев — руководитель Тофаларского заказника, того
самого, который до и после революции был Саянским заповедником. Правда,
еще при Сталине некоторые заповедники СССР исчезли вовсе, а у некоторых
был понижен статус до заказников. Постигла эта участь и территорию, "заказанную" генерал-губернатором Князевым. Но в шестидесятые годы
пришел на помощь уже советский "губернатор" — председатель облисполкома
Кравченко. Беседуя с тогда еще молодым, но очень перспективным
охотоведом, отказавшимся от карьеры чиновника областного управления
охотничьего хозяйства ради спасения этих мест, он успокаивал: "Не
переживай. Не любит ЦК заповедники, и не надо. Пусть будет заказник
республиканского значения. Нам никто не мешает установить в нем
заповедный режим".
Так и сделали: де-юре — заказник, де-факто — заповедник. Правда, без
научно-исследовательской работы. Ученые добирались до Агульского озера
нечасто, от случая к случаю. Так что чудные места эти до сих пор
по-настоящему никем не изучены.
В советские времена самыми опасными посетителями этих мест были
геологические экспедиции. Им ничего не стоило ради вкусной поджарки
завалить среди лета молодого лосенка или добыть изюбриху, рыбы
наловить больше, чем способны съесть. Туристов было много. Но от них-то
как раз почти никакого вреда, одно "просветительство". Туристы были
счастливы тем, что видят, а не тем, что едят. Они почти всегда приходили
без ружей и часто даже без удочек. Тогда Эрик на правах гостеприимного
хозяина сам ловил для них крупных хариусов, ленков. Это туристы помогли
ему исключительно на волонтерских началах построить центральную базу
заказника и несколько зимовий по маршрутам егерских обходов. Они, во
всяком случае большинство из них, очень бережно относились к природе и,
еще не женатые, мечтали в будущем привести через леса и горы в эти не
испорченные цивилизацией места своих детей и внуков. Тогда, в 60-х, по
убеждению Леонтьева, могучая идеологическая машина не заметила, а может
быть, умышленно не обратила внимания на искренний и романтический
туристский бум. В результате стихийно родившееся волонтерское и
природоохранное движение низов было мягко, без всякой шумихи...
задушено. Поддержи его в то время даже не деньгами, а хотя бы добрым
словом, сегодняшние дети тех туристов относились бы к природе совсем
иначе, и уровень жизни был бы иной, и продолжительность жизни не падала
бы столь стремительно. И не было бы, пожалуй, такой жуткой "разрухи" в
мозгах сегодняшних управленцев.
Но история не имеет сослагательного наклонения.
Мне довелось побывать на озере Агульском с официальной комиссией. О том,
что я там увидел, рассказать словами вряд ли возможно. Скажу только, что
там я собственными глазами увидел, не представил, а увидел воочию, какой
была, как выглядела сибирская природа во времена экспедиции
Д.К.Соловьева и еще сто, двести, шестьсот лет назад. Эта экспедиция, как
фантастическая машина времени, позволила мне вернуться на несколько
веков назад. Я счастлив, потому что ходил по песчаным пляжам, на которых
нет человеческих следов, но которые истоптаны изюбрями, как коровами на
сельском выгоне. Потому что на противоположном берегу озера более
получаса мог с крылечка центральной базы заказника наблюдать за
абсолютно диким медведем, а на противоположном берегу реки, вытекающей
из этого озера, ранним утром смотрел на изюбриху с теленком, которые
пришли на искусственный солонец, устроенный Эриком Митрофановичем. Я
счастлив, что, закинув в озеро современную рыболовную снасть, мог
смотреть не на яркоцветный поплавок, а на здоровенных хариусов,
плавающих едва ли не у самых ног.
Эрик Митрофанович молчит, разрешая мне вспоминать и думать. Он сегодня в
Иркутске, но меня пригласил не для воспоминаний о чудесной неделе, а
потому, что девственной природе, взятой под охрану при царе и
сохраненной после революции, угрожает полная бесконтрольность, а значит,
возможна и ее гибель.
Георгий Кузнецов |
|
