|
|
Абориген Приангарья
Сохранение его популяции в достаточном для воспроизводства количестве
вызывает у защитников животного мира и специалистов большую тревогу.
Резкие колебания численности этого зверя на просторах Иркутской области
наблюдались часто. Так, после вполне благополучной цифры 2000 года в
17,3 тыс. голов в период с 2001-го по 2004 год наступил пугающий спад —
до 15,14 тыс. и даже 13 тысяч. А потом, в 2005—2006 гг., общеобластное
стадо диких северных оленей восстановилось и даже возросло до 19,9 тыс.
особей. Все вздохнули с облегчением и надеждой. Однако данные зимнего
маршрутного учета (ЗМУ) послепромысловой численности зверя весной 2007
года показали, что его численность снова сокращается и составила 16,6
тыс. голов. Конечно, при учете могут быть допущены ошибки. Особенно если
он проводится по методике ЗМУ, то есть по следам на снегу. Ведь олень
мигрирует в поисках пищи на большие расстояния. Поэтому иркутские
специалисты — биологи, охотоведы, ученые — в своих оценках крайне
осторожны. Но все сходятся в одном: за последние 10—15 лет наметилась
устойчивая тенденция к сокращению поголовья. Особенно в районах,
находящихся ближе к югу. Что и кто способствует этому, поговорим позже.
А пока для любознательных приведу несколько цифр по другим диким
копытным нашего региона. Лосей с 2000 года стало меньше на 12,7 тыс.,
косуль — на 3,5 тыс., кабарги — на 3,6 тыс. голов. Практически
неизменной остается только численность изюбря.
На гольцах Восточных Саян
Самая малочисленная группа диких северных оленей обитает в
саяно-прибайкальских районах — всего около 700. В горно-таежных местах
Восточных Саян, в бассейнах верхнего течения рек Бирюса, Уда, Ия, Белая
и их притоков теперь уже не встретишь, как прежде, крупные стада. Чаще
всего две-три особи. Их насчитывается здесь максимум 250 голов.
В начале нынешнего столетия было и того меньше. Вот тогда-то зоологи,
охотоведы и подняли тревогу. Добились от Москвы внесения саянской
популяции в Красную книгу России. Это случилось в 2003 году и дало
положительный эффект. Уже в 2006 году оленей насчитали по сравнению с
2005-м больше чем в два раза. Красная книга РФ, как известно, строжайше
запрещает охоту на любого дикого животного, внесенного в нее.
— Мы даже тофам теперь не выдаем лицензий на их добычу, — пояснили мне в
охотнадзоре.
— А как же право коренных народов на отстрел местных зверей для
пропитания?
— Так в Тофаларии есть одомашненные северные олени, — ответили мне. —
Они, кстати, настолько крупные, что тофы свободно ездят на них верхом. В
Якутии, например, на домашних оленях верхом ездят очень редко. В
Тофаларии домашние олени похожи на диких, практически неотличимы. Они
нередко скрещиваются. Дикие самцы кроют домашних самок. Но тофы это не
очень приветствуют, ибо нрав у такого потомства тоже полудикий.
В отличие от Якутии, Эвенкии или Чукотки. Там, в тундре, где степень
одомашнивания этих животных намного ниже, потомство дикого и домашнего
оленей ценят. Оно крепче и выносливее. В летнее время в Восточных Саянах
дикие северные олени держатся днем на гольцах у снежников. Спасаются от
гнуса. А к вечеру спускаются к лесу. Кормясь, стараются держаться
болотистых мест, суровых редколесий у границы тайги и гор. На зиму
откочевывают в низинные и малоснежные места.
Что же касается тофов, то охотиться им есть на кого и кроме дикого
северного оленя. В здешних мало тронутых цивилизацией лесах водятся
лось, изюбрь, косуля, кабарга. Тем более что администрация
Нижнеудинского района организовала сейчас их доставку вертолетами в
лесные угодья и обратно домой — в поселки Алыгджер, Нерха, Верхняя
Гутара. Охотники Тофаларии, кстати, этому несказанно рады.
Беседовал я с биологами, охотоведами, чиновниками различных областных и
федеральных ведомств, учеными, так или иначе имеющими отношение к
данному вопросу. Все дружно заклинали: допустить полное исчезновение
популяции таежного северного оленя с карты нашей области нельзя.
— Нужно повсеместно сохранять в Восточной Сибири биологическое
разнообразие животного мира, — убеждал меня главный специалист — эксперт
отдела охотнадзора по Иркутской области и Усть-Ордынскому Бурятскому
автономному округу Юрий Яковлев. — Мы и так уже многое безвозвратно
потеряли.
А вот мнение биолога-охотоведа, сотрудника кафедры биологии зверей
Иркутской государственной сельскохозяйственной академии Бориса Дицевича:
— Таежный северный олень — уникальное животное. Он является отличным
индикатором окружающей среды, лакмусовой бумажкой отношения человека к
природе.
— Почему?
— Да потому что у него очень узкая зимняя кормовая ниша. Возьмите лося,
изюбря: они могут жить и питаться практически везде — на гарях,
вырубках, вблизи дорог. Тогда как северному оленю нужны лишайники, в
первую очередь ягель. А ягель растет только там, где природа сохранилась
в нетронутом виде. Сам же олень ущерба природе не наносит, потому что
кормится на ходу, не поедает весь запас кормов в том или ином месте. Ну
а, кроме него, ягель в таких больших количествах не потребляет ни одно
животное. При достатке кормов олень хорошо размножается, восстанавливает
численность, даже если на него регулярно охотятся.
Особо охраняемых природных территорий станет больше
Больше всего таежных северных оленей (11—12 тысяч) водится на
территориях наших северных районов — Катангского, Бодайбинского,
Мамско-Чуйского, Усть-Илимского и других. Почти половина этого
суммарного стада приходится на Катангу. Однако оленьего рая в этих
местах уже давно нет. Ну разве что остался в самой северной части
небольшой кусочек.
А на юге Катангского района картина иная. Человек-покоритель с топором,
бензопилой, на экскаваторе пришел сюда надолго. И защитники дикого
северного оленя забили тревогу. Его крупные зимовки оказались рядом с
территорией Верхнечонского нефтегазового месторождения. Специалисты
Иркутского регионального управления Россельхознадзора направили
областным властям предложение создать здесь два заказника.
Один из них, в верховьях реки Непы, в итоге был включен в Схему развития
и размещения особо охраняемых природных территорий Иркутской области (ООПТ).
По заказу региональных властей ее разработал Институт географии СО РАН,
точнее — группа его специалистов во главе с ведущим научным сотрудником
лаборатории биогеографии, доктором биологических наук Валерием Лямкиным.
— Сейчас работа над cхемой подходит к концу, — сообщила мне заместитель
директора департамента охраны окружающей среды и недропользования
областной администрации Нина Абаринова. — Копии схемы были разосланы во
все муниципальные образования. Там ее рассмотрели, дали свои заключения.
Обсуждена она и за круглым столом. Его участники внесли серьезные
замечания, поправки. В общем, все, что необходимо, сделано.
До конца 2007 года документ изучала наша правовая служба, а сейчас хотим
направить его на рассмотрение в Москву — в Росприроднадзор и другие
федеральные контрольные структуры. Думаю, в первом квартале 2008 года
губернатор утвердит схему своим распоряжением и она вступит в действие.
На ООПТ у нас приходится всего 3,6% всей территории области. А будет,
если все задуманное реализуется, 8%. Это немного — примерно столько же,
сколько в Красноярском крае. В Бурятии, правда, больше — 13 процентов, а
в Якутии — 20. Но даже и 8% для нас прогресс. В схему включено 17 новых
региональных заказников (к 12 уже имеющимся), 33 рекреационные
территории, 2 заповедника, 1 национальный парк (Онотский), 17 природных
парков, 4 территории традиционного природопользования, и т. д.
Территории традиционного природопользования — это, говоря простым
языком, места проживания коренных малочисленных народов. Речь идет об
эвенках в Катанге и Ханде (последняя находится в Казачинско-Ленском
районе), а также о тофах в Тофаларии. На территориях традиционного
природопользования запрещаются разведка и добыча полезных ископаемых,
строительство крупных промышленных объектов. Но, в отличие от
заказников, скажем, того же Тофаларского, охотиться и рыбачить местным
жителям здесь разрешается... В результате этих масштабных
природоохранных мер выиграют все виды диких животных. И в первую
очередь, конечно, таежный северный олень — как наиболее уязвимый.
Запланированный в Катангском районе Непский заказник расположен очень
удачно. Он почти совпадает с территорией традиционного
природопользования. То есть это исконная земля эвенков и других коренных
жителей, где они ведут традиционный промысел.
— Чиканский заказник в Жигаловском районе тоже включили в схему, —
рассказывает Валерий Лямкин. — Тут мы пошли несколько дальше. По своей
инициативе предложили создать рядом, в районе горы Номай, еще один
заказник. Или объединить его с Чиканским.
— Что за гора? Она такая уникальная?
— Не то слово! Гора Номай — самая высокая на всей площади Ковыктинского
газоконденсатного месторождения — 1508 метров. Здесь сохранились до
наших дней настоящая горная мхово-лишайниковая тундра и заросли
кедрового стланика. Для подобных территорий это большая редкость.
Таежному северному оленю там раздолье. Но не только ему. В районе горы
Номай обитают изюбрь, кабарга, белая куропатка, соболь. Что же касается
Иркутской области в целом, то меня лично радует то обстоятельство, что
появится больше особо охраняемых природных территорий, закрытых для
рубки леса.
Сейчас это настоящее бедствие для живой природы. Рубят много, повсюду,
варварски, даже в некогда заповедных местах, оставшихся сегодня без
присмотра. Загоняют в тайгу массу техники и крушат все подряд. Недавно
нам сообщили: на территории Качугского лесхоза, где обитает и зимует
масса ценных диких зверей, собираются вырубить большие участки.
Когда-то он обитал повсюду
Борис Дицевич рассказывает, что в прошлые столетия, еще до заселения
Сибири русскими, дикий северный олень обитал практически на всей
территории, которую занимает ныне Иркутская область. В южной ее части
олень остался в основном только в Нижнеудинском и частично в Тайшетском
районах. Его называют еще таежным — в отличие от тундрового, обитающего
в Якутии, Эвенкии и других северных регионах страны.
Таежный северный олень Приангарья более крупный, чем тундровый. И рога у
него соответственно крупнее.
— Почему? — спрашиваю Бориса Дицевича.
— Трудно объяснить, — задумывается он. — Возможно, дело в более мягком
климате, в кормах. Зимний рацион питания этого животного до 80 процентов
составляет ягель. Но ест он и хвощ, и древесные лишайники. А летом еще и
траву, листья кустарников... В общем, кормежка у него тут более
разнообразная. С началом интенсивного освоения переселенцами пространств
восточнее Урала, с распашкой земель, вырубкой лесов, а позднее
строительством промышленных предприятий, дорог и городов численность
диких северных оленей в Восточной Сибири стала резко сокращаться.
Обеднела кормовая база.
Как отрицательный пример воздействия человека на природу биологи
приводят Казачинско-Ленский район, где БАМ буквально перерезал
естественные пути миграции оленей. Строительство железки, обширные и
зачастую непродуманные лесные рубки, участившиеся пожары изменили
здешние биоценозы. Ягель в некоторых местах полностью исчез. Его
заменили травы.
Надежды на то, что поля ягеля могут когда-нибудь восстановиться,
ничтожно малы. Ему надо расти 15—20 лет, а техногенный прессинг на
природу здесь не ослабевает.
Подобная ситуация складывается и в других территориях области. В итоге
таежный северный олень сохранился лишь в трех местах, так называемых
Саяно-Прибайкальской группе районов, Северной и Ангаро-Ленской. В
центральной части Приангарья этого копытного почти нет.
В Бодайбинском районе обитает 3—4 тысячи диких северных оленей.
Промышленно-техногенное воздействие здесь еще более сильное (драги,
золотодобывающие артели), но места малолюдны, пространства огромны. Это
пока и спасает оленя от истребления. Помогает ему выжить и сложный
рельеф местности. Есть где кормиться, есть где укрыться от браконьеров и
волков. Летом бодайбинские олени сосредотачиваются в гольцовом и
полугольцовом поясах Патомского и Северо-Байкальского нагорий, а также в
северной части Байкальского хребта. Здешние горно-таежные леса и горные
тундры, как и для тофаларских оленей, места их любимых пастбищ.
Зимуют они традиционно в долинах рек Витим, Большой и Малый Патом,
Мамакан, Мама, Чуя и их притоков. Бодайбинский зверопромхоз на
совершенно законных основаниях добывает в год примерно 70—80 диких
северных оленей, в отдельные годы до 100. Мясо продает местному
населению, что служит людям хорошим подспорьем в небогатом зимнем
пищевом рационе.
Миграции мешают рукотворные преграды
В третьей территориальной группе, Ангаро-Ленской, по учетным данным 2007
года, послепромысловая численность таежного северного оленя составила
6,7 тыс. особей. Ситуация здесь во многом напоминает картину на севере и
юге области. Тот же пресс человека на природу, то же техногенное
давление и перерезанные многовековые миграционные пути. Юрий Яковлев
вспоминает, что студентом он проходил в 1970 году производственную
практику в этих местах.
Говорит, что раньше олени, пасшиеся летом и спасавшиеся от гнуса на
склонах Байкальского хребта, могли без проблем мигрировать на более
благоприятные зимой малоснежные площадки в Казачинско-Ленском, Качугском,
Жигаловском и других районах. А теперь нет. Мешают рукотворные преграды.
— В 70-х в долине реки Ханды (приток Киренги. — Авт.) наблюдались
большие скопления оленей на зимовках, — вспоминает мой собеседник. —
Животные подходили сюда где-то в конце февраля — начале марта. Мы вели
их учет. Насчитывали до 500—600 голов.
Эвенки из близлежащего поселка Вершина Ханды, по рассказу Яковлева, во
многом жили за счет добычи оленей. Часть мяса оставляли себе, часть
сдавали государству. Но потом, со строительством БАМа, автодорог,
поселков лесозаготовителей, ситуация с миграцией оленей со склонов
Байкальского хребта крайне осложнилась.
— Когда мы делали в начале 90-х, а затем в 2004-м очередной авиаучет
диких северных оленей в долине реки Ханды, то насчитали не более десятка
голов. То есть меньше в 10 раз, — заключил Яковлев. — Браконьеры тут
тоже постарались. На 1 октября 2007 года охотнадзор выявил два случая
незаконной добычи оленя... на всей территории Иркутской области.
Конечно, цифра эта нереальная. Знатоки тайги считают, что браконьеры
отстреливают ежегодно по области не менее 200—300 оленей. Просто
«двуногие волки» редко попадаются на глаза госинспекторам в безлюдных,
отдаленных местах.
Когда работники регионального управления Россельхознадзора вышли с идеей
организовать в Жигаловском районе Чиканский заповедник, включить его в
Схему развития особо охраняемых природных территорий Иркутской области,
то исходили и из понимания этой угрозы.
Но в первую очередь, конечно, ставилась задача оградить животных от
негативного влияния со стороны Ковыкты, расположенной рядом. Подготовка
к эксплуатации этого крупного газоконденсатного месторождения идет
полным ходом. Строительство трубопровода уже началось.
Так что организация Чиканского заказника — мера своевременная,
упреждающая. Он будет комплексным, для всех видов копытных, а не только
для северного оленя.
Наш печальный советский, а затем российский опыт показал также, что
огромную угрозу диким животным несут при создании подобных крупных
производств не только резко возрастающие техногенные воздействия на
природу, но и люди, работающие там. Они приезжают отовсюду, со всех
уголков страны, и любят бесконтрольно пострелять в тайге. Не все,
конечно, но желающих много. Их чрезмерную охотничью «удаль» надо сразу
же пресекать, ставить в рамки закона.
Чужакам наша тайга не дорога
Сотрудники регионального управления Россельхознадзора, посетившие
Жигаловский район с инспекцией в начале 2007 года, еще раз убедились,
что правы местные жители, направившие в конце 2006-го в адрес
губернатора Иркутской области Александра Тишанина тревожное письмо с
просьбой вмешаться, помочь в сохранении среды обитания и ресурсов
охотничьих животных в зоне Ковыктинского месторождения. Потому как не
все там ладно. Народу сюда понаехала тьма-тьмущая.
Чужаки никого в охотугодьях не боятся, никакие запреты не соблюдают. На
базах, где они временно живут, сплошь и рядом в открытую стоят коптильни
с мясом незаконно добытых изюбрей, северных оленей, лосей, кабарги,
косули. Контролирующие районные органы выявляют коптильни, требуют их
ликвидировать. Но на другой день те дымят снова. Браконьеры пользуются
тем, что построенная вдоль газопровода автодорога Магистральный —
Жигалово перерезала пути миграции копытных в места их зимовок и к
природным солончакам. Насыпают рядом со своими базами искусственные
солончаки-приманки, ночью зверей подкарауливают и убивают.
Буровики и строители взяли моду держать в местах проживания огромные
своры собак без привязи. Наполовину одичавшие псы рыщут по охотугодьям и
давят любую попавшуюся им дичь.
Руководитель Жигаловского районного охотнадзора Виктор Чернов
рассказывает, что они вынуждены отстреливать бегающих в охотугодьях
собак. На этой почве возникают со строителями-газовиками и работниками
буровых вышек серьезные конфликты. Приезжие не хотят понимать, что
находятся не в ничейной тайге, что она является для местного населения
кормилицей. Особенно при нынешней большой безработице.
...А про «звериные» переходы забыли
При строительстве круглогодичной скоростной автотрассы Магистральный —
Жигалово возведение «звериных» переходов проектом даже не
предусматривалось. Но жизнь показала, что это было серьезной ошибкой.
Восточно-Сибирская газовая компания попыталась своими силами ее
исправить — попросила один из институтов разработать возможный вариант
переходов. Однако биологи, охотоведы, охотнадзор, специалисты
Жигаловского зверопромхоза (самого крупного в районе охотпользователя)
его забраковали.
Газовики предлагали проложить от участков леса к полотну дороги некие
бетонно-гравийные полосы — этакие пандусы-откосы. Им объяснили: это
абсурд, дикие животные по бетонке никогда не пойдут! И предложили другой
вариант.
Во-первых, залесить, как говорят специалисты, участки просеки на путях
миграции копытных. То есть посадить заново деревья и кустарники, которые
были неосмотрительно и недальновидно вырублены. Иными словами,
максимально приблизить тайгу к полотну дороги, сузить пустое
пространство. Во-вторых, на каждом из 11 предполагаемых переходов
разместить дорожные знаки, предупреждающие о нем и ограничивающие
скорость. Ведь иномарки иной раз разгоняются здесь до 110—120 км.
В-третьих, установить на некоторых переходах стационарные
контрольно-егерские посты. Иначе в эти места ринутся браконьеры.
Руководители Жигаловского зверопромхоза обещали своими силами создать
такие контрольные посты, построить для егерей будки. Им надо было лишь
помочь финансами.
— В Восточно-Сибирской газовой компании, надо отдать ей должное, с этими
предложениями согласились, — говорит главный специалист-эксперт отдела
охотнадзора по Иркутской области и округу Владимир Зырин. — Ведь без
таких переходов диким копытным, тем же северным оленям, невозможно
преодолеть скоростную автомагистраль. Ночью они подходят к широченной
просеке, долго двигаются вдоль нее и удаляются снова вглубь тайги. А это
чревато в итоге их массовой гибелью около трассы, резким сокращением
популяции.
Мне остается лишь добавить, что подобные «звериные» переходы уже
давным-давно стали обыденным делом не только, скажем, в США, Канаде,
Швеции или Норвегии, но и в европейской части России. Для сибиряков же
это ноу-хау столетней давности по-прежнему в диковинку.
Но вот, кажется, лед тронулся. Как сообщил мне на днях по телефону
Виктор Чернов, местный зверопромхоз вплотную занялся обустройством
«звериных» переходов на автодороге Магистральный — Жигалово.
Устанавливает специальные знаки для водителей. Строит первый
контрольно-егерский пост с будкой. Будет еще один.
— В общем, работа идет, — резюмировал Чернов, — выполнена наполовину от
намеченных объемов. Она могла быть закончена, возможно, к концу 2007
года, если бы владелец лицензии на разработку Ковыкты, компания «РУСИА-Петролеум»,
выделила средства на обустройство переходов. Проект финансируется пока
только Восточно-Сибирской газовой компанией и из других источников. «РУСИА-Петролеум»
в нем не задействована. Возможно, потому что собственником лицензии в
будущем может стать Газпром. Не секрет, что переговоры такие ведутся.
Рассказ своего подчиненного дополнил начальник отдела охотнадзора по
Иркутской области и округу Валерий Загоскин:
— На выполнение всех намеченных мероприятий по созданию переходов для
копытных через автодорогу Магистральный — Жигалово мы отвели год. Весной
2008-го проверим, все ли сделано и с каким качеством. Если не будет
сделано, то привлечем виновных к административной ответственности. Мы,
кстати, имеем право направить материалы проверки и в прокуратуру. Но,
думаю, до этого не дойдет. По моей информации, ситуация обнадеживает.
Согласно Федеральному закону № 258 «О внесении изменений в отдельные
законодательные акты Российской Федерации в связи с совершенствованием
разграничения полномочий» (между центром и субъектами Федерации), с 1
января 2008 года все функции, находившиеся до последнего времени в
ведении федеральной службы Россельхознадзора, Москва передает на места —
краям, областям, республикам.
Конкретно — в руки региональных администраций, которые будут заниматься
охраной диких животных и среды их обитания, воспроизводством и
использованием поголовья, мониторингом и учетом. То есть всем тем, чем
раньше занималась сама Федерация. А Россельхознадзор должен будет
осуществлять контроль за полнотой и качеством исполнения переданных на
места полномочий.
Решать эти задачи у нас будет служба по охране и использованию животного
мира Иркутской области. В том числе, разумеется, и по дикому северному
оленю, который отнесен к государственной собственности особо ценных
охотничьих видов. Область в связи с этим ожидает получить ряд
преимуществ в вопросах сохранения популяции — не в последнюю очередь за
счет субвенций из федерального бюджета. Однако создание службы идет
трудно, болезненно. Начальник отдела по охране животного мира
департамента агропромышленного комплекса Иркутской области Валентин
Бороденко сетует:
— По нашим подсчетам, ее штат должен составлять 120—150 человек. А центр
считает, что хватит 29. Поэтому и профинансировал не полностью: выделил
9,4 миллиона рублей вместо необходимых 36 миллионов — в четыре раза
меньше, чем отпускал раньше на эти же цели федеральной службе,
работавшей в регионе. Ситуация складывается очень некрасивая — Москва
объем работы обозначила, а деньги под них не дала.
Незаменимый помощник человека
Северный олень — животное уникальное. Даже тем, что у него,
единственного из всех обитающих на планете видов оленей, рога носят как
самцы, так и самки. Он способен достать корм из-под снега на глубине 120
см. Но все-таки главное его достоинство — незаменимая помощь человеку.
Без северного оленя совершенно немыслимо представить жизнь коренных
народов. Не только якутов, эвенков, чукчей, но и саянских тофов. Ни одно
транспортное средство не пройдет там, где пройдет олень со своими широко
расходящимися в стороны копытами. Эти изумительные чудо-копыта
удерживают его на поверхности и тряских болотистых мест, и в глубоком
снегу. Никакое другое животное в мире не способно полностью обеспечить
человека едой, одеждой, обувью. Только олень.
Все знают: в сшитых из его шкуры унтах, камусах и кухлянках человеку не
страшен никакой мороз. Даже в городах, поселках, а не только в тайге,
зимой часто встречаешь людей в оленьих камусах. В последние годы
мастера-обувщики наловчились шить камусы, зимние сапоги, ботинки из шкур
лося, изюбря и даже коров. Но по качеству, носкости, форсу им далеко до
оленьих. В общем, заменить нашего таежного рогатого аборигена некем.
Оленьи рога тоже не пропадают. Используются как охотничий трофей, идут
на сувениры и применяются в медицине.
Мясо у этого копытного особенное — диетическое, вкусное, полезное. И еще
одно преимущество: олень — животное стадное. Это означает, что не так уж
и сложно поддерживать его численность на приемлемом, безопасном для
воспроизводства уровне. Чтобы и промысел процветал, и популяция не
исчезла. Было бы желание.
|
|
