|
|
В Тофаларию два пути: вертолет и интернет
Узнав, что мне предстоит лететь в Тофаларию на досрочные выборы
президента, я не смогла удержать такую новость в себе. «Везет! Это так
здорово — совсем другая страна!» — позавидовали коллеги. «Тофалария —
это так далеко!» — покачала головой мама. «Обязательно попробуй сушеную
лосятину», — посоветовал папа. «Там холодно! Бери валенки и одевайся
тепло», — предупредила свекровь. «Снимай побольше — когда еще
посчастливится туда выбраться...» — напутствовал редактор. Вылет
откладывали несколько дней — и вот наконец председатель избирательной
комиссии Нижнеудинского района Владимир Карнаухов дает отмашку: завтра
будет рейс. Наконец-то я познакомлюсь с той самой загадочной Тофаларией,
о которой только и говорили все последние дни.
Тофалария входит в состав Нижнеудинского района, расположена на западе
Иркутской области, в центральной части Восточного Саяна. Именно здесь
проживает один из самых малочисленных народов России — тофы, или
тофалары. Всего их немногим более 600 человек, причем чистокровных
только половина. До середины 30-х годов тофы официально назывались
карагасами и вели кочевой образ жизни, занимались оленеводством и
охотой. Советская власть решила — непорядок, построила для них три
поселка и стала учить оседлой жизни. Так до сих пор и живут тофы в
Алыгджере (самый крупный), Нерхе и Верхней Гутаре. Охота остается
основным занятием мужчин.
Единственный транспорт — вертолет
Добраться до Тофаларии можно только на вертолете. Выполняется один-два
рейса в неделю — это идеальный вариант при хорошей погоде. Именно
поэтому в аэропорту Нижнеудинска в тот момент, когда семеро журналистов
из Иркутска и Москвы были готовы грузить свои нехитрые командировочные
пожитки на борт, разыгралась сцена. Алыгджерцы, узнав, что в пятницу
будет вертолет, собрались лететь домой. Однако всех желающих взять не
смогли — рейс специальный, оплачен избиркомом, везет бюллетени,
председателя комиссии, главу поселка, журналистов и груз продуктов для
буфета в день выборов. Отчаяние оставленных в Нижнеудинске людей
описанию не поддается — по большей части из этических соображений.
Полет продолжался чуть меньше часа, и вот в иллюминаторах появились
деревянные изгороди и дома. Мы приземлились. На поле выезжают машины —
первым делом забирают председателя избирательной комиссии Алыгджера
Валентину Кортикову с бюллетенями и переносной урной, затем начинается
разгрузка товара. В поселке 4 магазина, и все, что там продается, — с
Большой земли.
Администрация Нижнеудинского района пошла предпринимателям навстречу и
оплату доставки груза в Тофаларию взяла на себя. Один час полета
обходится в 54 тысячи рублей, и, если раскидать эту сумму в виде наценок
на товар, на торговле смело можно будет ставить крест: цены взлетят в
несколько раз. А так в магазинах всегда народ. Часы работы во всех
торговых точках разные: в одной покупателей обслуживают всего три часа —
с 15 до 18, другая открывается часов в 11 и работает до семи вечера.
Самые ходовые товары — сахар, мука, масло, дрожжи. Пекарня в поселке
работает только на интернат, для себя алыгджерцы пекут хлеб сами. Можно
купить и одежду первой необходимости, а если требуется что-то особенное
— тогда либо самому в Нижнеудинск выбираться, либо знакомым заказывать.
Кстати, в январе-феврале промерзает Уда, и самые отчаянные умудряются по
льду добраться до райцентра. Официально эту дорогу никто не открывал и
не откроет — слишком опасно. Поэтому ездят мужики колонной и почти
всегда вытаскивают друг друга из наледей.
Таксофон — радость общения
Вопреки моим романтическим представлениям о Тофаларии, действующих чумов
здесь не было и нет. Только во дворе этнографического центра стоят
остовы чумов, которые используют для проведения народного праздника —
Суглана. В поселке обычные деревянные избы, как и в любой деревне. Дома
хороших хозяев видны сразу — крепкие, ухоженные, заборы ровные,
покрашенные. У тех, кто выбрал спутницей жизни водку, — покосившиеся
черные штакетники и давно не видевшие ремонта темные избы.
Водка и самогон — старый бич тофов. Огненная вода беспощадно губила и
губит и без того малочисленный народ. Недавно ученики Алыгджерской школы
нарисовали несколько антиалкогольных плакатов и развесили в больнице и в
здании администрации — в кабинетах и в коридоре, у телефона-автомата.
Сюжеты незамысловатые, но проникновенные. Например, черный профиль
женщины с всклокоченными волосами, на руках у которой вместо малыша
завернутая в одеяло бутылка. И надпись: «Променяла».
Про таксофон хочется рассказать подробнее. Он появился относительно
недавно и быстро завоевал популярность у алыгджерцев. Позвонить с него
можно в любой город. Карточки на 50 и 100 единиц продаются на почте. По
вечерам в коридоре администрации у ярко-красного чуда техники собираются
сельчане — кто позвонить, кто поболтать. Такой своеобразный досуг.
Причем ждут своей очереди рядом с тем, кто звонит, — а посему все без
исключения новости с Большой земли становятся сразу же известны
окружающим.
Олень по кличке Заяц
Оленей в Алыгджере мы нашли с трудом. В поселке их никто не держит.
Животных осталось немного — всего около 300 голов. В советские времена в
Тофаларии существовал коопзверопромхоз, стадо насчитывало около 1000
голов, о животных заботились ветврачи и зоотехник. Сейчас олени остались
только у частников. Чтобы сохранить стадо, владельцы животных выбирают
пастуха и скидываются ему на зарплату. Стойбище находится примерно за
100 километров от поселка. Местная администрация выделяет немного денег
на содержание стада, но по сравнению со всеми затратами это просто
копейки.
Константин Киштеев — хозяин трех оленей. Их зовут Заяц, Старый и Чужак.
— Я с ними с детства знаком, — говорит Константин, — у меня и дед, и
отец всегда держали по 3—5 животных. Зимой на них ездили. Стойбище было
в вершинах Хайламы. Летом они тоже в стаде. Симпатичные меховые мордочки
животных тычутся во вспотевшие ладони. Олени лижут руки шершавыми
языками.
— Это они соль добывают, — улыбается хозяин. — Давать-то ее специально
нельзя — перестанут ручными быть.
Сейчас Константин готовит своих оленей для поездки в Тайгу — так
называется охотничье угодье.
Оторвавшись от мам и пап
— Сколько раз в магазин прихожу, продавщицу спрашиваю: «Как дела?» —
по-тофаларски, естественно, а она на меня смотрит, глазами хлопает, —
сокрушается Спартак Дмитриевич Кангараев. — Не знает языка молодежь, не
знает. Чему только в школе их учат?..
В школе кроме основных предметов как раз и учат тофаларскому языку. Его
преподают для всех учеников младших классов, с 1-го по 4-й. С 5-го
класса вводится иностранный язык — немецкий. Пытаюсь выяснить, почему не
английский — говорят, учителя нет.
В Алыгджерской средней школе 122 ученика. Сюда приезжают учиться
девчонки и мальчишки из Нерхи и Верхней Гутары, где есть только
начальные школы. Живут в интернате. Оторвавшись от мам и пап, многие
поначалу плачут, а потом привыкают. Детям из неблагополучных семей в
государственном учреждении даже лучше, чем дома: здесь чисто, уютно,
всегда есть еда.
Рассказывают, что в голодные годы перестройки к вертолету подходили
женщины с детьми и просили летчиков увезти малышей отсюда — иначе они
умерли бы с голоду.
— Было такое, — подтверждает бывший глава администрации поселка Нерха
Александр Иванович Фабер, — увозили мы ребят в интернат в Нижнеудинск.
Голодное время тогда для всех настало. Зарплаты не платили по 8 месяцев,
я тогда в сельсовете работал — и в город не мог вылететь, потому что
билет купить не на что было.
На проживание ребят в интернате средства выделяются из федерального
бюджета. Иногда родители присылают деньги своим детям на одежду, и тогда
обновки покупаются прямо в поселке. Но это скорее исключение.
Сотрудникам интерната самим приходится штопать и чинить брюки, футболки
и курточки своих воспитанников.
Отбой у малышей в 21.00, у остальных, начиная с 5-го класса, в 22.00. В
свободное от уроков и учебы время ребятня смотрит телевизор, не так
давно приобретенный ДВД. Читают книги, мальчишки гоняют в футбол, ходят
на Уду — катаются на коньках, играют в хоккей.
Летом прошлого года Алыгджерскую школу подключили к Интернету, стабильно
во Всемирную паутину выходят с октября.
— Семь компьютеров стоят у нас с 2003 года, — рассказала преподаватель
информатики Алена Михайловна Алексеева. — И вот теперь у нас есть
Интернет. Утром в школе занятия, а с четырех до семи вечера ребята могут
посидеть в нем, поискать материал к различным докладам и рефератам.
Многие мальчики увлечены игрой на гитаре — так они аккорды и слова к
песням ищут. Многие на ЕГЭ тестируются. Кто-то с друзьями
переписывается.
Алена Михайловна — молодая интересная женщина. Она выпускница
Алыгджерской школы. Уехала, выучилась и вернулась обратно. Теперь
знакомит следующее поколение с виртуальным миром.
Кстати, благодаря Интернету, Алене Михайловне и директору школы
Маргарите Яковлевой небольшой материал о выборах смог попасть в
предыдущий номер «Копейки».
Дыырак ибилер
Чтобы познакомиться с историей Тофаларии, нужно сходить в школьный
музей. А сохранением традиций одного из самых малочисленных народов
страны занимаются в этнографическом центре. Здесь работает небольшая
выставка народных костюмов, предметов быта и культа тофов. В настоящее
время сотрудники центра заняты подготовкой к выставке в Москве — делают
тематические картины, национальные амулеты и обереги.
— Материал для поделок — бусины, бисер, стразы — покупаем в
Нижнеудинске, — рассказывает Людмила Адамова, сотрудник этноцентра. — За
свои деньги — они недорого стоят, не жалко. Знаете, сейчас все это
купить проще и выбор гораздо шире, чем раньше.
Национальные танцы ставят в единственном ансамбле «Дыырак ибилер», что в
переводе на русский означает «быстроногий олень». Для приезжих
журналистов руководитель коллектива Ольга Буракова организовала
внеплановый концерт: нам очень хотелось посмотреть национальные танцы. И
ребятам хорошо — опыт выступления перед незнакомой аудиторией.
В ансамбле несколько возрастных категорий. Самые младшие — 9—11 лет.
Девочек гораздо больше, чем мальчиков. Представителей сильного пола
всего двое — Коля Бураков и Богдан Смещиков. В танце с бубнами мужские
роли приходится исполнять девочкам.
— Я звал друзей сюда, они не хотят, — пожаловался Богдан. — А мне
нравится. Детям в поселке заниматься особо нечем, но тем не менее в
ансамбль не идут. Почему?
— Не знаю, — отвечает Богдан. — Телик смотрят.
Две девочки из старшей группы весной поедут в Москву на выставку в ВВЦ,
где покажут национальные тофаларские танцы. Во время выступления старшей
группы в одном из танцев предусмотрены прыжки с бубнами. Бум, бум —
бубны ударяются о потолок.
— Клуб неприспособленный у нас, — поясняет Ольга Владимировна,
руководитель. — Настоящий клуб сгорел уже давно, под него отдали вот это
здание. Построили сцену, и оказалось — слишком низкий потолок. Хорошо
хоть сегодня лампочку не разбили.
Сгоревший клуб находился в нескольких десятках метров от действующего.
На месте пожара видны остатки фундамента, а перед ними — квадратная
тумба. На этом постаменте раньше стоял памятник Ленину. От постоянных
ветров вождь начал разрушаться, работу довершили местные «весельчаки».
Словно опровергая слова Спартака Дмитриевича о том, что молодежь не
знает тофаларского языка, Катя Тулаева исполнила для гостей песню на
нем, а потом еще и перевела на русский:
— Песня называется «Спускаясь по Додоту». Додот — это название горы.
Говорится там вот о чем: «Когда я буду спускаться по Додоту, я буду
везти связку оленей. А когда я буду спускаться по Кара-Иру, то поведу
караван оленей».
Урна с кисточками
Досрочные выборы президента России назначили в Тофаларии на 25 февраля.
Понедельник — выходной для всей страны. Сильный ледяной ветер задул еще
в воскресенье, хотя два предыдущих дня стояла отличная теплая солнечная
погода. В субботу выпал снег, укрыв Алыгджер белым покрывалом, и
довольная ребятня тут же высыпала на улицу с санками: когда еще
представится возможность покататься на них! Сильные ветры — обычное
явление, они выдувают снег, оставляя зимний поселок в серой неприглядной
тональности.
Комиссия под председательством Валентины Васильевны Кортиковой открыла
двери клуба, ставшего 25 марта избирательным участком № 1026, чуть позже
семи утра. Дел у женщин много: поставить кабинки и подключить в них
свет, установить свои столы для работы и урну, постелить парадные
красные ковровые дорожки, включить музыку и вынести динамик на улицу,
подготовить все документы, бюллетени, ручки — словом, забот хватает.
Растопить заранее печурку и повесить на крыльце российский флаг
попросили сотрудника интерната. К приходу женщин в клубе стало чуть
теплее — по крайней мере, пар изо рта уже не шел.
Урна в Алыгджере осталась еще с советских времен. К оформлению ящичка
явно приложили руку женщины — старое дерево замаскировали красными
шторами с бахромой.
— Украсили мы ее сами, только никак не можем герб купить, — пожаловалась
Валентина Васильевна. — В нижнеудинских книжных магазинах не продаются
почему-то.
Ровно в восемь в дверях появились первые желающие проголосовать. В
девятом часу на крыльцо клуба поднялась Мария Александровна Изотова,
пенсионерка.
— Рано встаю, старая уже, с 34-го года, — поведала избирательница. —
Сначала проголосую, а потом уже за домашние дела примусь, а то потом
закрутишься... Я так считаю: если нужно отдать свой голос за президента
— значит, нужно идти и отдавать.
Всего для Алыгджера заготовили 370 бюллетеней — именно столько
избирателей в поселке. Люди шли и поодиночке, и семьями. В минуты, когда
в клубе наступало затишье, члены избирательной комиссии, кутаясь в шали,
грелись у печки. Сидеть в верхней одежде невежливо перед людьми, а
печурка согреть большое помещение не в силах.
К 10 часам проголосовало уже 45 человек. С другой стороны клуба в это
время начал работать буфет. Опустив бюллетени в урну, избиратели
проходили за желтую штору — и вставали в очередь к прилавкам.
Вскоре поселок облетела новость — Татьяна рожает! Для женщины сразу же
запросили вертолет санавиации из Нижнеудинска. Все согласования с
Иркутском прошли достаточно быстро, и через пару часов над Алыгджером
раздался знакомый гул. Невооруженным глазом было заметно, как порывы
ветра сносят вертолет в сторону. Машина села на площадке возле больницы,
роженицу погрузили на борт, и воздушное судно тут же отправилось в
обратный путь, в Нижнеудинск.
— Тех, кто в первый раз рожает, всегда стараются отправить в город, —
рассказали женщины. — Вывозят с аппендицитом, с открытыми переломами.
Только погода не всегда позволяет сразу прилететь. Татьяне повезло. А
лет 10—15 назад при свете ламп рожали.
И тут же в народе стали гадать, кто родится — мальчик или девочка? А
если мальчик, не назовут ли младенца именем вновь избранного президента?
Забегая вперед скажу, что родился мальчик. У мамы и сына все в порядке.
А вот имя на момент нашего пребывания еще не выбрали.
В течение дня люди шли и шли, к вечеру активность избирателей начала
снижаться. После шести часов члены комиссии собрали переносную урну,
бюллетени и поехали к тем, кто самостоятельно не может прийти на
участок. Первым делом в больницу. Там два избирателя — больной и
палатная санитарка.
— Я на выборы уже лет пять не ходила, — признается Римма Петровна
Радкова, работник больницы. — Чего и кого мне выбирать? Толку-то? В
больнице 40 лет проработала, живу одна, куда за помощью ни обращусь —
отказывают. Вот пол в доме прогнил, а мне говорят: у тебя есть сын,
пусть делает ремонт. И если в больнице к появлению журналистов отнеслись
спокойно, то остальные избиратели представителей прессы к себе домой
пустить не захотели.
О трудностях профессии
К группе корреспондентов из Иркутска и Москвы в поселке сложилось
неоднозначное отношение. Большинство алыгджерцев встречали радушно,
рассказывали о своей жизни, рассуждали о настоящем и будущем и
Тофаларии, и страны в целом. Нас кормили ужином и даже парили в бане —
поскольку жили мы в комнате в здании администрации всемером. Но
некоторым казалось, что заслали нас сюда искать чернуху, и обвиняли в
этом громко и прямо на улице.
Возможно, такое впечатление сложилось оттого, что нам, как журналистам,
интересны были все события и все люди без исключения — и те, кто спешил
по своим делам, и те, кто с утра уже принял на грудь, слонялся по
поселку и разглагольствовал о трудностях жизни, о правах тофов, о том,
что печка уже три года как сломана и никто из администрации до сих пор
не позаботился, чтобы ее отремонтировать.
В свое время советская власть, проводя политику коллективизации и научив
кочевой народ жить в домах, оказала тофаларам медвежью услугу — народ
приучили к мысли, что им все положено просто так: деньги, пища,
образование, дом и ремонт пресловутой печки. Времена изменились.
Многие до сих пор не понимают, почему они у них отняли все блага. Хотя в
настоящее время и существует Закон «О гарантиях прав малочисленных
народов Российской Федерации», есть люди, которым этого недостаточно.
Например, билет на вертолет из Алыгджера в Нижнеудинск обходится
местному населению в 500 рублей, приезжим — в 3500. Тофам потом эти
деньги полагается вернуть — из фондов Нижнеудинской администрации.
Сейчас, что ни говори, жить стали все равно лучше. Свет в поселках дают
от дизелей, электричество есть с раннего утра до обеда и после обеда до
позднего вечера. На улицах, правда, освещения нет — слишком дорого оно
обойдется бюджету. Люди приспосабливаются ходить с фонариками. У многих
появилась бытовая техника, холодильники, морозильники. Жители
утверждают, что продукты не успевают растаять, пока дизель «отдыхает».
Спутниковые тарелки стоят в большинстве дворов. Они дают порядка 40
каналов. Без тарелок удается поймать только Первый и РТР.
А вот настоящих свадеб в Алыгджере не играли уже несколько лет. Традиция
сошла на нет, когда регистрировать брак обязали в Нижнеудинске.
Последними, кто праздновал торжество по полной программе — с белым
платьем невесты, фатой и черным костюмом жениха, — стали Ольга и
Александр Изотовы. Их сыну Захару уже 6 лет, мальчик ходит в
подготовительную группу детского сада. Сейчас молодожены тихо
регистрируются в администрации и празднуют новую эпоху своей жизни в
местном клубе.
Вот такой — далекой неофициальной страной со своими правилами и законами
— увидели Тофаларию журналисты «Копейки».
|
|
