У медведя в тофаларском языке шесть имен. Каждое из которых отражает его суть.
Первое имя – Иресанг (Дедушка-медведь). Он очень похож на человека, разумный и сильный.
Второе – Ашкиняк (Зверь-мужчина). Это труженик не знающий устали и страха. Хороший охотник и рыбак.
Третье имя – Чорханых (Зверь в теплой шубе).
Четвертое – Кусугтар (Собиратель кедровых шишек).
Пятое – Шийденга (Зверь-вездеход, ловко маскирующий свои следы).
Шестое имя – Кайхерар (Зимой в берлоге жирный полный сала).
Кроме того, каждая часть тела медведя носит свои условные названия: 
Глаза – мелкашки, фаланги пальцев – спотыкашки, шкура – теплое меховое одеяло, спинное сало - шуба (тон или дон).

Охота на медведя и обряд "Медвежий праздник"
На медведя охотились артельно (5-6 человек) с собакой, которую на медвежьей охоте называли: кудруктух (хвостатая), так называют волка.. Найдя берлогу нельзя было сказать: "Я нашел медведя", а говорили: "Я сошёл с ума". Если охотник требовал "стянуть облака", то речь шла о людях, которых нужно было поскорее собрать вокруг берлоги. Найдя берлогу, длинной жердью поднимали зверя. Затем наиболее опытный охотник стрелял в медвежий лаз пытаясь попасть в хозяина. Около убитого зверя все участники охоты должны были кричать: "Ки-ик! Ки-ик! Ки-ик!".
Старший из присутствующих читал молитву: 
- Милостивые боги-горы отдали нечто,
- Имеющее земляной дом и моховую подушку,
- Нечто, невозможное поднять и узнать,
- Отдали нечто, имеющее земляной дом.

Затем убитого медведя вытаскивали и укладывали на подстилку из кедровых веток. Кедровым веником хлопали по лапам, животу, груди, голове – "выколачивали вшей из голенища унтов". После этого, при помощи острого ножа снимали шкуру, оставляли подошвы лап, которые снимались позже. По отсутствию когтей всегда можно было узнать доставленную от карагас медвежью шкуру. Шкуру забирал охотник, нашедший берлогу. Тушу разрубали на части. В чум мясо заносили не в дверь, а сбоку, подняв покрышку.

В первую очередь варили ребра, грудину, сердце, печень и съедали коллективно. В последнюю очередь варили медвежью голову. Затем ножом отделяли нижнюю челюсть. Когда мясо с головы было съедено, один из охотников нарочно приставлял к черепу нижнюю челюсть, попеременно к затылку, к боку, спрашивая: - "Так было?"
Ему отвечали:
- "Не так, немного по-другому!"
В третий раз челюсть помещалась правильно, на это все отвечали:
- "Как будто бы так было, пусть так останется".
Затем кедровыми корешками (или тряпочками) челюсть прикрепляли к черепу.
Череп и глазницы заполняли кедровой хвоей, чернили углем, приговаривая:
- "Отец и мать твои ворожите".
После этого, откинув сбоку покрышку чума, подавали череп медведя охотнику, специально вышедшему на улицу. Обряд сохранения и зачернения черепа связан с мифологическими представлениями о возрождении убитого зверя. Чернение черепа сажей известно у орочей, эвенков и других народов Сибири, а также у многих племен американских индейцев.

Приготовленный бульон после вываривания головы никогда не ели. Его как бы случайно проливали в момент выноса из чума черепа медведя. Все, кто был рядом, начинали охать:
- "Как же так, почему бульон пролился?". 

Восточная (алыгджерская) группа тофов завершала обряд тем, что вываренный и зачерненный череп прятали в дупло или под камень, чтобы дух медведя не ходил и не преследовал охотника и племя. Пряча череп в дупло, охотник приговаривал: - "Брат, не я тебя убил и не я тебя ел, это другие тебя убили и съели". Эта группа считала онгонами передние медвежьи лапы. Лапы отрезали вместе с когтями, высушивали и подвешивали в чуме против входа или клали в специально сделанный для данного случая турсучок из бересты и вешали на дерево. 

Западная (гутарская) подгруппа завершала обряд тем, что череп уносили далеко от чума, надевали на шест и ставили у кедра. Передние лапы во время разделки туши не отрубались. Онгоны из них не употреблялись. Мельникова Л.В. сообщает, что в разговоре с жителями пос. Верхняя Гутара было отмечено, что передние лапы отрубали только восточные тофы.